ПСИХОФИЗИОЛОГИЯ ФЕЙ.
Подари мне желтую розу пошлости. Томное «полуда-полунет»,
взгляд из-под бархатных ресниц, одну песню с твоего любимого диска, последнюю
сигарету из пачки, предпоследнюю купюру из жизни. Расскажи мне психофизиологию
фей.
Ее
самолет делал третий круг над «Шереметьево». Я выпускала дым длинной коричневой
сигареты в затянутое густыми тучами небо. Я гадала, суждено ли ее ноге, обутой в
сапог на каблуке, ступить на надежную землю. Впрочем, это конец для нее
достойный – она и небо. Небо... ты обнимаешь меня. У нее всегда были налаженные
отношения с ангелами.
Она
когда-то утопила меня в холодной водке с лимоном, добавив для крепости мое
сердце. Я для нее недостаточно крепкая. Она не любит тех, кто: грубит, ноет,
мерзнет и сидит на диете. Я для нее – продукт сломанного конвейера. Как все.
Она
любит нежных, страстных, теплых, умных. Женщин, которые в любом кроссворде
зашифрованы под словом «нонсенс». Где-то она их умудряется находить, и
обманывать действительность. Делать наперекор. Как бунтарь-ребенок.
Я –
дитя фотосессии. Французское недоразумение. Тонкие кисти. Плотные колготки,
узкий лиф, длинные черные волосы. Героиня китчевого календаря.
Ты,
надеюсь, не думаешь, что у нее единственная? Она и слова такого не знает.
Я
пью кофе с корицей. У фей обычно такие ясные глаза.
Не
обольщайся, зло говорит мне она. Выучив одно движение, танец не разучишь. Это
не надежда – так, просто набросок. Повторение одного и того же. Персеверация.
Хочешь
чуда – ляг под новогоднюю елку.
Женщины
доверяли ей самое женское, что было у них. А еще – своих нерожденных детей. Ее
милой улыбке можно было доверить, в
принципе, и все остальное. Хотя, что может быть интимнее. Ее всегда теплые руки
согревают живот, пробуждают лунные инстинкты, она оставляет легкий запах
жасминового чая, душистого мыла и сладких духов. Невозможно не сойти с ума.
В
детстве я верила в фею, которая приносит неожиданные подарки, улыбается из
капли утренней росы, дарит ласковые сны ночами. Повзрослев, я поняла, что феи
любят потихоньку стряхивать пепел в бальные туфли и тоже мечтают о своих –
фейных феях. Самым большим моим желанием было видеть сияние звезд. Вместо этого
ежегодно загорались огни на новогодней елке. Или усталые фонари на пустых
улицах.
Ей
на меня плевать. Мне плевать на ее отношение ко мне. Для меня важен теплый плед
в ее гостиной, коньяк из ее рук. Я, как кошка, тянусь не к ней, а к ее теплу.
Мне страшно, что ей надоест и я останусь одна, один на один с самой собой. Меня
пугает не то, что она меня разлюбит, а то, что снова придется вспоминать, кто
я.
Что
с тобой, спрашивает она, касаясь моей щеки. Ты какая-то потерянная.
Точно.
Я потерялась давно, еще когда приехала в город, где вместо звезд – неоновые
лампочки. А может, я слишком много хочу. Мне грустно от всего.
Меня
мутит от запахов кофе и корицы, душераздирающей музыки «НС», черных чулок с
кружевной резинкой, обволакивающих слов, нагретых полотенец, холодного
шампанского, имен на букву «л». От ее мира душного опиума, непотраченных
авансом поцелуев.
Подари
мне бархатную руку извращенного секса. Вдох-выдох, ожог от губ на нежной коже
бедер, один штрих твоего аромата, одну секунду твоей жизни. Один звук
нарисованного колокольчика. С Днем всех влюбленных, дорогая.
Она
подходит ко мне, касается рукой волос, ее улыбка возвращает меня к реальности.
Ты
опять задумалась, маленькая потерявшаяся девочка? Ты на машине? Поехали домой.
Я не
знаю, где мой дом. Если там, где пахнет ее телом, я пропала для всех. Если там,
откуда я пришла... Ну, тогда меня вообще не было. Можно ли напитаться
чувствами, вдыхая холодный февральский воздух. В нем путаются мысли. Говорят,
дом там где сердце. Избитая фраза. Я не знаю, где мое сердце. Не знаю, есть ли
оно. Это не менее избито.
Она
наливает мне шампанское в бокал в виде сонного тюльпана. Нежные весенние цветы.
Такие же яркие и нежные, как и она. Ее любимые цветы. Цветы, которые не пахнут.
Ее запахов столько, что ни один другой не решается соревноваться с ним.
Ты
не рада меня видеть, спрашивает она, видя мои слабые попытки сделать хотя бы
глоток.
Прости.
Я наверное заболела.
Правда?
Теперь это так называется?
Ну
я же могу заболеть.
Да.
Не думай, что я дура, пожалуйста. Тебе хочется картошки с селедкой на газетке и
водки из стакана. Надоели свечи, фужеры, шторы...
И
корзиночки из пресного теста. Как ты их называешь?
Тарталетки.
Вот
и они тоже. Ты права. Надоело.
Это
что, шок от хорошей жизни? В твоем бизнесе вскрытых вен так принято? Чего ты
хочешь? Что тебе не хватает?
Мне
не хватает себя. Не хватает теплого радостного секса с ней. Возможно, это
что-то вроде депрессии. Я даже знаю имя ее горячей восточной любовницы, которую
она называет Солнышко, пряча сотовый в рукав домашнего кимоно. И мне гораздо
приятнее общаться с той, что была до меня – замкнутой длинноволосой женщиной,
приезжающей на блестящей машине. Потому что она тоже ненавидит со всех сил, что
позволяет любовь.
Щелчок
– маленький красный огонек загорелся на кнопке кофеварки. Обычная процедура –
кофе, тосты, коктейль перед сном. Завтра она уедет на работу, потом будет с
кем-нибудь ужинать. Придет домой, хмельная, перегруженная работой и чужими
проблемами, за которыми не видит своих. Она устает, я знаю. Я существую, чтобы
помогать ей. А не могу. Требую постоянной ласки и внимания. Она не для того
вытащила меня с того света, чтобы я просила и требовала.
Зачем
ты любишь ее? Ты же должна понимать, что это невозможно и бесполезно. Ты же
должна знать, что она не может быть с одним человеком.
Я
знаю. И не спорю. И вообще, сомневаюсь, что люблю. Я нуждаюсь в ней, бесконечно
нуждаюсь. Беконечно хочу ощущать себя в непрерывной бесконечной связке с ней.
Невротик, в плену своих собственных чувств-ощущений. Есть такие очень
счастливые пары, где женщины торопятся домой, друг к другу, ждут прикосновения
губ, легких касаний, где царит надежность и понимание. Есть уютные милые
улыбчивые женщины, которые ценят и берегут любовь. Мне досталась та, которую не
понимает никто и которая страдает от этого. Она хочет быть нужной и любимой, но
не дорожит мной. Значит я этого не заслуживаю.
Я
предлагала ей жить вместе, - говорит Солнышко, обнимая длинными пальцами с
бордовыми ногтями ножку бокала. Она такая молодая, такая хорошенькая и такая до
неприличия богатая. Атласная бордовая блузка, черные блестящие волосы рассыпаны
по плечам. Она протягивает мне пачку сигарет и щелкает зажигалкой. Все, что она
делает, сексуально. Все наполнено жизненной, бешеной энергией. Все очень личное
и очень-очень для меня. Я понимаю, почему так влечет к ней. И мне хочется
сказать то, что недавно сказала мне та, что была до меня.
Надеюсь,
ты не думаешь, что у нее единственная? Она и слова такого не знает.
Хотя,
Солнышко не поймет. У нее менталитет девочки, которой дают все, что ни
попросит. И теперь она может разговаривать со мной с высоты своей устойчивой
башни из золотой кости. Я для нее никто. А с Ней я только потому, что она так
хочет. И легко может отправить меня в прошлое, к той, которая на черной
блестящей машине. А сама жить сытно и тепло рядом с любящей и страстной. Если
бы я не верила так...
Мы
сидим рядом, дождь хлещет по стеклам машины. Мимо проносятся на бешеной
скорости все, кто хочет побыстрее попасть домой из водяного плена. Только
красные огни мелькают. Она пьет пиво из бутылки. Первый летний дождь. Губы
поджаты, под глазами синяки. Я касаюсь ее руки, хочу сказать, что все понимаю,
что буду ждать ее всегда, когда она только захочет прийти. Не потому что так
боюсь за свою сущность и бытность. Просто люблю и жалею ее. Она никогда не
признается, что хочет жалости. Но я-то знаю и чувствую. Она поворачивает голову
и пристально смотрит на меня.
Ты
не выспалась, давно меня ждешь?
Всегда
жду, хочу сказать ей. Я молчу.
В
ее детстве было много запретов. Нельзя курить, нехорошо красить губы, нельзя
задерживаться в школе, нужно вовремя приходить домой, нельзя быть толстой,
нужно учиться лучше всех, в доме всегда должен быть порядок. Она пыталась
донести до всех свою индивидуальность. В мире серых асфальтовых улиц единицы
скрывают яркие глаза за черными очками, а большинство старательно подчеркивают
свою серость и похожесть. Она не сломлена. Легче избавиться от опиумной
зависимости, чем победить в себе комплексы детства. Она проводит большую часть
жизни на работе. Ей странно ничего не делать, она так не умеет. И я все чаще
задаю себе вопрос, зачем я ей.
Послушай,
- я боюсь нарушить ее тишину. Ее драйв, ее замок в дождевой пелене, где она
пьет пиво и молчит. В ее машине нет ни одной лишней вещи. За исключением, может
быть, меня. Мне нужно спросить, я должна знать. Может быть сегодня лучший
случай для того, чтобы мне уйти. Просто уйти в дождь. Мне, правда, совсем
некуда идти. В этом городе, кроме нее есть только двое людей, которых я могу о
чем-то попросить – ее прежняя девушка и Солнышко.
Послушай
меня! Я повышаю голос, она вздрагивает, смотрит на меня невидящими глазами,
потом накидывает на плечи сползший черный шарф и тянется за пачкой ментоловых
сигарет.
Извини,
я кажется задумалась. Что случилось, потерявшаяся девочка?
Я
очень тебя прошу, скажи мне! – я нечаянно прикусываю губу, и на миг, дыхание
перехватывает. Скажи, я очень сильно мешаю тебе? Зачем я тебе? Зачем все это? Я
– деталь твоей жизни. Вещь. От многих вещей можно оказаться. Зачем все так
усложнять?
Она
смотрит на меня, слушает, ее пальцы рассеянно стряхивают тающий пепел с кончика
сигареты. Я понимаю, что сейчас, своими руками разбиваю что-то очень нужное и
дорогое для меня, то, во что я так безоглядно верю. То, за что могу схватиться.
Она уничтожает окурок и касается рукой моих губ. Ее пальцы хранят запах ее
духов и табака. Я дрожу. Мне неудержимо хочется выбежать прочь и нестись, не
разбирая пути, до изнеможения, до полного упадка сил. Я не в состоянии
справиться со всем, что сейчас переживаю. Я устала быть вещью, импульсом,
органом – всем тем, что определяет психофизиологию. Она обнимает меня и кажется
впервые за много месяцев, проведенных рядом с ней, я плачу.
Машина
– как послушный преданный зверь, несется по лужам, поднимая волны смешанной с
пылью дождевой воды. Дорога до дома феи займет всего несколько минут.
13.08.2005